Всемирный следопыт, 1930 № 05 - Страница 10


К оглавлению

10
Песец, попавший в капкан.

Уже стемнело когда мы въехали на перевал и сделали остановку на ночлег. Здесь ветер менее чувствителен, но мороз тот же. Собаки зябнут и жалобно повизгивают. Снег так тверд, что все их старания сделать себе постель ни к чему не приводят. Мой передовик «Фрам», огорченный неудачей, садится на задние лапы, подымает вверх морду и начинает жалобно выть. Через минуту к нему присоединяется «Кудлан», за ним «Блошка» и скоро вся стая. Вынимаем ножи и подходим к беднягам. Они уже знают, что мы собираемся делать и словно по команде умолкают. Вырезываем куски крепкого снега и утаптываем образовавшиеся ямки. Собаки свертываются калачиком, ложатся в ямы и старательно прикрывают лапы и носы пушистыми хвостами. Теперь им будет тепло.

Для себя мы раскидываем палатку. Снежный пол ее устилаем оленьими шкурами и на них ложимся в спальных мешках. Усталость берет свое, и мы скоро засыпаем. Ночью я просыпаюсь от страшной боли в ногах. Они замерзли. Сегодня не спасает и теплый спальный мешок. За палаткой слышны быстрые шаги. Это греется Етуи. Он бросил мешок и бегает вокруг палатки. Нноко примостился в углу и старается разжечь примус. Женщины тоже не спят. Я бросаю мешок, набиваю чайник снегом и подаю Нноко. Надо заработать кружку спасительного кипятку.


* * *

— Скучали ли вы?

Теперь мне часто задают этот вопрос. Обычно я на него отвечаю:

— Да, скучаю. Скучаю по острову, по моим спутникам эскимосам, по моей упряжке собак, по метелям.

В этом году мы, видя состояние льдов, не ждали парохода и готовились к четвертой зимовке. «Литке», буквально продравшись сквозь стену льдов, разбил наши планы. Как забились наши сердца, когда мы увидели ледорез. Ведь это был первый пароход за три года. В 1927 г. два аэроплана доставили нам годовой комплект «Правды» и несколько писем, и после этого в течение двух лет мы снова не видели ни одного человека вплоть до прилета гидроплана перед приходом «Литке». Несколько десятков человек, стоявших на борту корабля, показались нам огромной толпой. Непонятные, новые для нас слова, целые фразы и незнакомые имена наполняли речи прибывших товарищей: пятилетка, соцсоревнование, уклончик, зажим самокритики, районы полной коллективизации, Нобиле, Чухновский и т. д. и т. д.

Самым понятным местом в газете была четвертая страница — объявления. Все это интриговало, манило. Хотелось скорее попасть на материк, окунуться в шум городов, услышать новые лозунги революции, уловить новые темпы жизни, скорее оставить остров.

Но вот наступил день отъезда. Прогудел гудок. Надо прощаться. До боли сжимаются руки. Еще больнее на сердце. Три года борьбы рука об руку. Три года морозов, метелей и льдов! Общие неудачи и радости сроднили, спаяли нас в одну семью…

«Литке» дал ход. Скрывается в тумане наш домик. Бледнеют очертания берега. Мы уходим от острова. Не раз за три года у каждого из нас срывались проклятия по его адресу. А теперь мы почувствовали как крепко сжились с ним, с его суровой природой, с его метелями.

Скучали ли мы?

Во-первых, почти все мы были охотники. А какой охотник скучает, если у него под носом всегда имеется зверь! Мы боролись за свою жизнь, за существование колонии, за красный флаг над островом. А разве можно скучать в борьбе? Разве можно скучать, имея перед глазами суровую красоту арктики? Какая из наших иллюминаций сравняется с полярным сиянием, которое запечатлелось в нашей памяти, как улыбка на суровом лице арктики.

XI. Улыбка арктики.

Еще в детстве я увлекался отчетами арктических экспедиций и дневниками полярных исследователей. В них всегда меня поражали, захватывали, увлекали и манили две стороны. Во-первых, то неимоверное, нечеловеческое напряжение нравственных и физических сил человека, то упорство, с которым он шаг за шагом отвоевывал ледяные пространства. И во-вторых, то спокойствие, с которым арктика встречала гордеца-человека, в свою очередь вырывая у него одну жертву за другой. Ярко нарисованные картины полярных сияний почему-то уже тогда ассоциировались у меня с безмолвными улыбками строгого и загадочного, как у сфинкса, лица арктики. Рисовалось, что с этой улыбкой она спокойно принимает удары человека и заманивает его все дальше и дальше в свои ледяные объятия. Увидеть эту улыбку стало моей мечтой,

Перешагнув полярный круг, я с нетерпением ждал этого феерического явления, и при первом сообщении о его признаках, вылетел из комнаты. Резкий ветер ударил мне в лицо, когда я невольно повернулся к северу. Но север был чист. Только звезды ярко блестели на темном бархате неба. На западе я увидел два гигантских луча, выходящих из-за горизонта и простиравшихся на четверть небесного свода. У основания цвет их был молочно-белый и резко выделялся на небосклоне. По мере удаления от горизонта свет постепенно бледнел и наконец рассеивался совершенно. Форма лучей резко напоминала старинные китайские двуручные мечи. Просвечивающие сквозь них звезды создавали впечатление, что какой-то искусный мастер затейливо украсил их бриллиантами. Как завороженный наблюдал я за этими фантастически-гигантскими мечами. Невидимая рука время от времени приводила их в движение, заставляя то удаляться друг от друга, то снова сближаться. Словно кто-то выравнивал их.

Весь занавес горит, искрится и переливается.

10