Всемирный следопыт, 1930 № 05 - Страница 15

Алексейс восторженно закатил глаза.

— Ух, ух! — сладко сказал он. — Ты очень умен, Димитрий. Ты будешь большим вождем. Но кто же купит баранов у бедняков, которые пойдут с нами?

— Никто! — самодовольно улыбаясь, произнес Димитрий. — Разве только рыси и лесные дяди в горах. А нам что до этого? Плохо, что мы не можем итти в Урянхай одни только баи. Но так нельзя. Надо, чтобы шел целый народ. Все люди, всего улуса. Тогда совэт-улгу скажет: иди, народ, ты свободен жить где хочешь. Совэт-улгу не давит малый народ, как давил большой белый царь. Но совэт-улгу тоже злая. Она не хочет, чтобы мы, баи, жили хорошо, разводили большие стада и нанимали себе много-много работников. Как будто плохо быть богатым. Совэт-улгу завидует нам и одних нас не пустит. А вместе с народом пройдем и мы. — Димитрий замолчал.

— Ты будешь большим вождем! — почтительно покачивая головой, повторил Алексейс. — Большим вождем! Если так, то нам надо только не выпускать никого из улуса да крепко держать Карола и Апона. Никто не должен уйти, пока Апон и Карол сидят в ремнях и пока не двинемся мы, баи. Хорошо ли смотрит Иван? Крепко ли заколотили баню? Не поедет ли потихоньку баба Карола в район болтать там свои жалобы и сплетни?

Шаман выколотил трубку о каблук и медленно сказал:

— Иван верен Агу-богу. Димитрий дал ему половину белого червонца и берданку. Иван знает как стрелять и…

Тяжелый удар выстрела прокатился за юртой. Заливистый крик слился с эхом. Где-то, удаляясь, неистово загремели колеса. Дробный топот бегущих послышался рядом. Угол войлока откинулся, пропуская в юрту колючий ветер и дождливую ночь. Косматый человек с дымящейся одностволкой в руках ворвался внутрь и, задыхаясь, прокричал:

— Аристаны бежали!

* * *

По липкой грязи, за припертой тяжелым болтом дверью прохлюпали широкие шаги. Кто-то снаружи остановился у самой притолки, поводимому, прислушиваясь, переступил с ноги на ногу, гулко вздохнул и не спеша прошел дальше.

Под низким потолком наглухо заколоченной курной бани стояла духота и тьма. Только через продолбленную ниже сруба узкую лазейку-дыру, полузасыпанную кучами влажной, недавно разрыхленной земли, проникали слабые отсветы мокрой, осенней ночи. Три человека, скорчившись, ждали.

— Прошел? — нервно шепнул один из них. — Он сторожил все время. Кто это?

— Кривой Иван! — сдавленно ответил другой и звякнул облепленным глиной заступом. — Кому еще? Разве не Иван подпевает баям на каждом собрании? Димитрий дал ему денег и берданку. Велел стрелять в того, кто захочет уйти из улуса. Баи боятся, что уехавшие позовут комиссэрен. А мы боимся их, баев. Слушай, Карол, слушай и ты, Апон! Вы знаете, мы, батраки, не хотим итти в Урянхай. Но шаман и Димитрий велят нам итти. Мы верим Апону, что там будет хорошо только баям. Но если мы не пойдем, Агу-бог накажет нас за неповиновение шаману, а совэт-судья за то, что мы должны много баранов Димитрию. Так сказали шаман и Димитрий. Но если комиссэрен приедут сюда, пусть они арестуют Димитрия и других за то, что они убили парня Карнама. И пусть они не велят нам итти в Урянхай. Мы будем очень рады этому. Мы сможем не итти и в то же время не станем отвечать перед Агу-богом за то, что не выполним его воли. Так решили мы, бедняки-батраки. Мне — Петре — и Кукону поручено вывести вас отсюда и дать вам коней. Я разрезал ремни, которыми вы были связаны. Вот прокопанный мною выход. Идите же в район, зовите комиссэрен, а мы вам скажем большое-большое спасибо.

Длинное тело Карола двинулось к говорившему. — Спасибо тебе, Петрэ. — Где кони? — тихо спросил он.

Пришедший указал направо.

— Кони за холмом, Кукон с ними. У вас будут ладные кони. Длинный Хмол дал в коренники своею Ки, я — Искээра. Ты знаешь, я беден, у меня только один конь, но когда мой Искээр бежит, никто не увидит его подков! Ки тоже ладный конь. Во всей степи только у Димитрия есть такие кони.

Апон наклонился к лазейке. — Идем, Карол, — горячо шепнул он во тьму. — А ты, Петрэ, дай мне топор или нож. Ночью в степи нас могут окружить волки… Всякие волки…

— В телеге есть топор, берданка и патроны, — заспешил освободитель, подталкивая беглецов.

Три тени поочередно мелькнули в лазейке.

Из ночного, нависшего неба моросил назойливый мелкий дождь. Колючий ветер порывами наскакивал на длинный ряд заснувших лачуг и юрт. Влажная тьма обступила улус. Беглецы крались задами, бесшумно переступая по липкой грязи. Холм совсем неожиданно выдвинулся из мрака. У подножья стало суше, и здесь беглецы, все еще крадучись, пошли быстрее. Базальтовый выступ подножья закрыл от них улус. Где-то близко, за бархатным занавесом тьмы слабо пофыркивали и мягко стучали подковами лошади. Засунув три пальца в рот, Петрэ издал короткий чуть слышный свист.

— Ого-го! — внятно, но сдавленно прилетел ответ.

Из темноты, поблескивая оковкой, выплыли очертания телеги. Закутанный в тулуп маленький человек, стоящий тут же, бросил на руки Апона сырые веревки вожжей.

— Хантым он, — весело сказал он. — Добрый путь — И вместе с Петрэ отбежал в сторону.

— О-оп! — уже не скрываясь, звонко крикнул Карол. Застоявшиеся лошади горячо и шумно рванули с места. Колеса взвизгнули, упругий ветер хлестул в лицо, и телега, гремя, ринулась вдаль.

— Эге-ге! — неистово заревел кто-то со стороны улуса. Пучок красного огня разодрал ночь. Ружье оглушительно ухнуло, и покатилось кругом, дробясь и ломаясь, гулкое эхо.

Но копыта плясали, грохотала телега и летели навстречу просторы.