Всемирный следопыт, 1930 № 05 - Страница 27

Мой выстрел оборвал прыжок, и убитая куница упала в трех шагах от меня.

Темная фигура Степана Максимыча очутилась рядом со мной совсем неожиданно и не с той стороны, откуда я ждал. Молча он принял от меня ружье и шапку с сумкой. В молчаньи двинулись к дому.

— Ты бы хоть обругал меня! — выговорил наконец я робко.

Степан Максимыч с остервенением сплюнул.

— Обоих нас застрелить не жалко за такие дела!..

Всю дорогу до избушки он не произнес больше ни слова и лишь, когда подходили к пчельнику Кузьмы Петровича, сказал:

— Никому и не говори об этом!

Разговор в этот вечер у нас не клеился. Степан Максимыч вздыхал, плевался, то надолго задумывался и, щуря глаза, устремленные в одну точку перед собой, часто-часто мигал веками. Раза два прерывал раздумье шопотным ругательством. И это был первый и единственный вечер, когда я заметил, что, слушая меня, Степан Максимыч думает о чем-то другом…

Кузьма Петрович пришел вскоре после нашего возвращения.

— Чего добыли?

Я скользнул глазами по лицу Степана Максимыча и поспешно ответил:

— Ничего, Кузьма Петрович, задаром проходили!

— Садись, Кузьма, чай пить! — пригласил Степан Максимыч. — Вьюнов-то ловишь?

— Поймал ноне утром.

— Много?

— Да нет… с полпуда, больше не будет,

— Крупный?

— Вьюн хороший, жи-ирный! Завтра утречкам принесу, поджарите…

— Знаменитая вещь, если поджарить! — облизнулся Степан Максимыч, отмахнул с потного от чая лба волосы, выпрямился и, смотря в лицо Кузьме Петровичу, неожиданно признался:

— А мы, Кузьма, куницу упустили!..

Кузьма Петрович, стоявший у двери, жадно шагнул к столу, сел и впился глазами в Степана Максимыча; на лице у него было и недоверие, и радость, и неодолимое желанье скорей узнать подробности.

— Не веришь? Ей-богу упустил! — повторил Степан Максимыч. — Да ку-ун какой! Старый, червонца четыре стоит!

Слово за словом он пересказал все перипетии нашей неудачной охоты; мой позорный промах смягчил, упирая на темноту, в которой мне пришлось стрелять. Я отметил, что в подробном рассказе своем Степан Максимыч не обмолвился ни одним словом, которое могло бы служить указанием места нашей охоты на куницу. Не опросил об этом и Кузьма Петрович. Следующий день подтвердил мое предположение: в рассказе о неудачливой нашей охоте Кузьму Петровича больше всего интересовал вопрос: где?

Обогнув пчельник, мы пробирались густым ольшанником к буграм, в ельник, где, по нашим рассчетам, непременно должны были быть русаки…

— Куна этого я все одно добуду, — упрямо говорил мне Степан Максимыч, шагая впереди меня и зорко присматриваясь к каждому следу. — Ежели бы не к вечеру вчера дело было, непременно нашел бы!.. Денька через два пойду и добуду. Кормится он в том месте. Сегодня бы пошел, да охота очень русаками с тобой побаловаться…

Я ни у кого не видел такой походки, как у Степана Максимыча. Он шагал «в разметку», выворачивая наружу носки ступней и почти не сгибая в коленях ног. Со стороны казалось — он идет медленно, но я знал но горькому опыту как трудно поспевать за ним. В лаптях, в толстых суконных онучах, густо перевитых оборками, его короткие ноги всегда казались мне литыми из чугуна. Расстояний для него не существовало, а его «версты» я всегда расценивал километров по пяти. В сумке с патронами у него всегда была краюха хлеба. Он ел на ходу. Пройдет километр-два, отломит небольшой кусочек и съест, через два-три — еще. «Чтоб время не терять и не отощать чтоб», — объяснял он…

В этот день охота сложилась для нас удачная: к полудню мы взяли трех русаков. Взяли бы наверное и еще, но на мое несчастье Степан Максимыч снова наткнулся на куний след и, мгновенно забыв о русаках, исчез в осиннике. Некоторое время до моего слуха доходил хруст веток под его шагами, шорохи раздвигаемых осинок, потом все смолкло. Я остался вдвоем с Султаном на просеке. Хотя Степан Максимыч и заверил меня, что он сейчас вернется, я решил его не ждать и медленно двинулся к дому. Султан бежал впереди, сразу сообразив, что работа кончена и в избушке его ждет еда. С большой неохотой подошел он ко мне, когда, заметив свежий след беляка, я начал подзывать его, ткнул мордой в отпечаток заячьих лап, посмотрел на меня, ткнул еще и опять посмотрел на меня, как бы говоря: «Стоит ли? Не лучше ли домой?» Настаивать я не стал: сетка с двумя русаками уже изрядно оттянула мои плечи. Мы двинулись дальше, но в следующий момент Султан метнулся с просеки в кусты и погнал. Я отчетливо увидел темное гибкое тело быстро ускользавшее от Султана к груше сосен, вправо от меня. И первая мысль была: «Куница!» Я побежал следом за Султаном. У сосняка он остановился и, подпрыгивая, начал лаять вверх, на одну из сосен. Сколько я ни пытался увидеть что-нибудь в густой зеленой хвое, я ничего не увидел, хотя и был уверен, что куница именно здесь. И боясь, что от меня одного она уйдет, закричал во всю мочь:

— Степа-а-ан, го-оп! Сте-па-а-ан, сю-да-а-а!..

Держа ружье наготове, я безрезультатно шарил глазами по верхушкам сосен и не переставал звать:

— Сте-па-ан, о-го-го-го-о!

И был несказанно удивлен, когда вместо Степана Максимыча, ко мне неслышно вдруг подошел Кузьма Петрович. За плечами у него было ружье, а за веревочным поясом топор. Я сразу догадался, что он все время крутился по нашим следам в надежде установить место, где мы нашли вчера куницу.

— Что кричишь? Ай нашел что? — спросил он, осматривая сосняк.